Неточные совпадения
Она катилась
не совсем твердо;
вынув руки из маленькой муфты, висевшей о на снурке, она держала их наготове и, глядя на Левина, которого она узнала, улыбалась ему и своему страху.
Но Левин, нахмурившись, делал вид, что
не замечает его
руки, и
вынимал вальдшнепов.
В то время, когда один пускал кудреватыми облаками трубочный дым, другой,
не куря трубки, придумывал, однако же, соответствовавшее тому занятие:
вынимал, например, из кармана серебряную с чернью табакерку и, утвердив ее между двух пальцев левой
руки, оборачивал ее быстро пальцем правой, в подобье того как земная сфера обращается около своей оси, или же просто барабанил по табакерке пальцами, насвистывая какое-нибудь ни то ни се.
Не откладывая, принялся он немедленно за туалет, отпер свою шкатулку, налил в стакан горячей воды,
вынул щетку и мыло и расположился бриться, чему, впрочем, давно была пора и время, потому что, пощупав бороду
рукою и взглянув в зеркало, он уже произнес: «Эк какие пошли писать леса!» И в самом деле, леса
не леса, а по всей щеке и подбородку высыпал довольно густой посев.
Она
вынула из-под платка корнет, сделанный из красной бумаги, в котором были две карамельки и одна винная ягода, и дрожащей
рукой подала его мне. У меня недоставало сил взглянуть в лицо доброй старушке; я, отвернувшись, принял подарок, и слезы потекли еще обильнее, но уже
не от злости, а от любви и стыда.
Еще помню я, как, когда мы делали круг и все взялись за
руки, она нагнула головку и,
не вынимая своей
руки из моей, почесала носик о свою перчатку.
Только побуждаемые сильною корыстию жиды, армяне и татары осмеливались жить и торговать в предместье, потому что запорожцы никогда
не любили торговаться, а сколько
рука вынула из кармана денег, столько и платили.
А как кончил бы, из пятой да из второй
вынул бы по кредитке, да опять на свет, да опять сомнительно, «перемените, пожалуйста», — да до седьмого поту конторщика бы довел, так что он меня как и с рук-то сбыть уж
не знал бы!
— Я ничего
не брала у вас, — прошептала в ужасе Соня, — вы дали мне десять рублей, вот возьмите их. — Соня
вынула из кармана платок, отыскала узелок, развязала его,
вынула десятирублевую бумажку и протянула
руку Лужину.
Ни одного мига нельзя было терять более. Он
вынул топор совсем, взмахнул его обеими
руками, едва себя чувствуя, и почти без усилия, почти машинально, опустил на голову обухом. Силы его тут как бы
не было. Но как только он раз опустил топор, тут и родилась в нем сила.
Стараясь развязать снурок и оборотясь к окну, к свету (все окна у ней были заперты, несмотря на духоту), она на несколько секунд совсем его оставила и стала к нему задом. Он расстегнул пальто и высвободил топор из петли, но еще
не вынул совсем, а только придерживал правою
рукой под одеждой.
Руки его были ужасно слабы; самому ему слышалось, как они, с каждым мгновением, все более немели и деревенели. Он боялся, что выпустит и уронит топор… вдруг голова его как бы закружилась.
Не переставая говорить, он
вынул из-за пазухи краюху ржаного хлеба, подул на нее, погладил
рукою корку и снова любовно спрятал...
Осторожно,
не делая резких движений, Самгин
вынул портсигар, папиросу, — спичек в кармане
не оказалось, спички лежали на столе. Тогда он, спрятав портсигар, бросил папиросу на стол и сунул
руки в карманы. Стоять среди комнаты было глупо, но двигаться
не хотелось, — он стоял и прислушивался к непривычному ощущению грустной, но приятной легкости.
Она вздрогнула, потом вдруг
вынула из кармана ключ, которым заперла дверь, и бросила ему в ноги. После этого
руки у ней упали неподвижно, она взглянула на Райского мутно, сильно оттолкнула его, повела глазами вокруг себя, схватила себя обеими
руками за голову — и испустила крик, так что Райский испугался и
не рад был, что вздумал будить женское заснувшее чувство.
— Ну,
не приду! — сказал он и, положив подбородок на
руки, стал смотреть на нее. Она оставалась несколько времени без дела, потом
вынула из стола портфель, сняла с шеи маленький ключик и отперла, приготовляясь писать.
Она быстро откинула доску шифоньерки,
вынула несколько листов бумаги, взяла перо, обмакнула, хотела написать — и
не могла. У ней дрожали
руки.
Она поспешно сунула
руку в карман и
вынула платочек, синенький клетчатый платочек с крепко завязанным на кончике узелочком и стала развязывать узелок… но он
не развязывался…
Повторяю, я еще
не видал его в таком возбуждении, хотя лицо его было весело и сияло светом; но я заметил, что когда он
вынимал из портмоне два двугривенных, чтоб отдать офицеру, то у него дрожали
руки, а пальцы совсем
не слушались, так что он наконец попросил меня
вынуть и дать поручику; я забыть этого
не могу.
— Гм. — Он подмигнул и сделал
рукой какой-то жест, вероятно долженствовавший обозначать что-то очень торжествующее и победоносное; затем весьма солидно и спокойно
вынул из кармана газету, очевидно только что купленную, развернул и стал читать в последней странице, по-видимому оставив меня в совершенном покое. Минут пять он
не глядел на меня.
Та,
не откладывая, тут же
вынула портмоне и стала отдавать деньги, причем тотчас подвернулся мичман и протянул было
руку получить, но Татьяна Павловна почти ударом отбила его
руку в сторону и обратилась к Марье.
Он сказал, что деньги утащил сегодня у матери из шкатулки, подделав ключ, потому что деньги от отца все его, по закону, и что она
не смеет
не давать, а что вчера к нему приходил аббат Риго увещевать — вошел, стал над ним и стал хныкать, изображать ужас и поднимать
руки к небу, «а я
вынул нож и сказал, что я его зарежу» (он выговаривал: загхэжу).
Я подступил: вещь на вид изящная, но в костяной резьбе, в одном месте, был изъян. Я только один и подошел смотреть, все молчали; конкурентов
не было. Я бы мог отстегнуть застежки и
вынуть альбом из футляра, чтоб осмотреть вещь, но правом моим
не воспользовался и только махнул дрожащей
рукой: «дескать, все равно».
И они позвали его к себе. «Мы у тебя были, теперь ты приди к нам», — сказали они и угощали его обедом, но в своем вкусе, и потому он
не ел. В грязном горшке чукчанка сварила оленины,
вынимала ее и делила на части
руками — какими — Боже мой! Когда он отказался от этого блюда, ему предложили другое, самое лакомое: сырые оленьи мозги. «Мы ели у тебя, так уж и ты, как хочешь, а ешь у нас», — говорили они.
С книгами поступил он так же, как и прежде: поставил их на верхние полки, куда
рукой достать было нельзя, и так плотно уставил, что
вынуть книгу
не было никакой возможности.
Но почему же я
не могу предположить, например, хоть такое обстоятельство, что старик Федор Павлович, запершись дома, в нетерпеливом истерическом ожидании своей возлюбленной вдруг вздумал бы, от нечего делать,
вынуть пакет и его распечатать: „Что, дескать, пакет, еще, пожалуй, и
не поверит, а как тридцать-то радужных в одной пачке ей покажу, небось сильнее подействует, потекут слюнки“, — и вот он разрывает конверт,
вынимает деньги, а конверт бросает на пол властной
рукой хозяина и уж, конечно,
не боясь никакой улики.
— А вот, чтобы
не забыть, к тебе письмо, — робко проговорил Алеша и,
вынув из кармана, протянул к нему письмо Лизы. Они как раз подошли к фонарю. Иван тотчас же узнал
руку.
Яков зарылся у себя в карманах, достал грош и наметил его зубом. Рядчик
вынул из-под полы кафтана новый кожаный кошелек,
не торопясь распутал шнурок и, насыпав множество мелочи на
руку, выбрал новенький грош. Обалдуй подставил свой затасканный картуз с обломанным и отставшим козырьком; Яков кинул в него свой грош, рядчик — свой.
Едва Верочка разделась и убрала платье, — впрочем, на это ушло много времени, потому что она все задумывалась: сняла браслет и долго сидела с ним в
руке,
вынула серьгу — и опять забылась, и много времени прошло, пока она вспомнила, что ведь она страшно устала, что ведь она даже
не могла стоять перед зеркалом, а опустилась в изнеможении на стул, как добрела до своей комнаты, что надобно же поскорее раздеться и лечь, — едва Верочка легла в постель, в комнату вошла Марья Алексевна с подносом, на котором была большая отцовская чашка и лежала целая груда сухарей.
Князь,
не теряя присутствия духа,
вынул из бокового кармана дорожный пистолет и выстрелил в маскированного разбойника. Княгиня вскрикнула и с ужасом закрыла лицо обеими
руками. Дубровский был ранен в плечо, кровь показалась. Князь,
не теряя ни минуты,
вынул другой пистолет, но ему
не дали времени выстрелить, дверцы растворились, и несколько сильных
рук вытащили его из кареты и вырвали у него пистолет. Над ним засверкали ножи.
Не говоря ни слова, встал он с места, расставил ноги свои посереди комнаты, нагнул голову немного вперед, засунул
руку в задний карман горохового кафтана своего, вытащил круглую под лаком табакерку, щелкнул пальцем по намалеванной роже какого-то бусурманского генерала и, захвативши немалую порцию табаку, растертого с золою и листьями любистка, поднес ее коромыслом к носу и вытянул носом на лету всю кучку,
не дотронувшись даже до большого пальца, — и всё ни слова; да как полез в другой карман и
вынул синий в клетках бумажный платок, тогда только проворчал про себя чуть ли еще
не поговорку: «
Не мечите бисер перед свиньями»…
Наутро я пошел в гимназию, чтобы узнать об участи Кордецкого. У Конахевича — увы! — тоже была переэкзаменовка по другому предмету. Кордецкий срезался первый. Он вышел из класса и печально пожал мне
руку. Выражение его лица было простое и искренне огорченное. Мы вышли из коридора, и во дворе я все-таки
не удержался:
вынул конверт.
Книгу эту он держал в укладке под замком, и
не однажды я видел, что прежде, чем
вынуть ее, дед моет
руки.
И он чуть
не побежал с террасы. Но племянник Лебедева схватил его за
руку и что-то шепнул ему. Тот быстро воротился и,
вынув из кармана незапечатанный письменный конверт большого формата, бросил его на столик, стоявший подле князя.
Князь молча опустил
руку в шляпу и
вынул первый жребий — Фердыщенка, второй — Птицына, третий — генерала, четвертый — Афанасия Ивановича, пятый — свой, шестой — Гани и т. д. Дамы жребиев
не положили.
Рогожин подхватил ее почти на
руки и чуть
не поднес к карете. Затем, в один миг,
вынул из портмоне сторублевую и протянул ее к кучеру.
Под влиянием этого чувства я как можно скорее хотел закрыть портфель, но мне, видно, суждено было испытать всевозможные несчастия в этот достопамятный день: вложив ключик в замочную скважину, я повернул его
не в ту сторону; воображая, что замок заперт, я
вынул ключ, и — о ужас! — у меня в
руках была только головка ключика.
— Ах, непременно и, пожалуйста, почаще! — воскликнула Мари, как бы спохватившись. — Вот вы говорили, что я с ума могу сойти, я и теперь какая-то совершенно растерянная и решительно
не сумела, что бы вам выбрать за границей для подарка; позвольте вас просить, чтобы вы сами сделали его себе! — заключила она и тотчас же с поспешностью подошла,
вынула из стола пачку ассигнаций и подала ее доктору: в пачке была тысяча рублей, что Ришар своей опытной
рукой сейчас, кажется, и ощутил по осязанию.
— Из дому-то она небогатого шла; от этого, чай, и согласья-то у них
не было, — проговорил священник, запуская
руку в карман подрясника и
вынимая оттуда новый бумажный платок носовой, тоже, как видно, взятый для франтовства.
Как только я
вынул куклу из
рук лежащей в забытьи девочки, она открыла глаза, посмотрела перед собой мутным взглядом, как будто
не видя меня,
не сознавая, что с ней происходит, и вдруг заплакала тихо-тихо, но вместе с тем так жалобно, и в исхудалом лице, под покровом бреда, мелькнуло выражение такого глубокого горя, что я тотчас же с испугом положил куклу на прежнее место.
Мой противник повел плечом, как будто намереваясь
вынуть руку из кармана и ударить меня. Я
не моргнул и глазом.
— Что? — обернулся он и,
вынув одну
руку из кармана,
не переставая щуриться, с изысканным видом покрутил длинный рыжий ус, скосив на него глаза и отставив локоть вверх. — А-а! Это вы? Эчень приэтно…
— Дальше вам
не интересно, — сказал Назанский,
вынимая из
рук Ромашова письмо. — Это было ее единственное письмо ко мне.
Она,
не отвечая, быстро
вынула из-под пелеринки
руку с револьвером и, уставив его в грудь министра, выстрелила, но промахнулась.
Да с этим враз
руку за пазуху,
вынул из пачки сторублевого лебедя, да и шаркнул его на поднос. А цыганочка сейчас поднос в одну ручку переняла, а другою мне белым платком губы вытерла и своими устами так слегка даже как и
не поцеловала, а только будто тронула устами, а вместо того точно будто ядом каким провела, и прочь отошла.
Я ее сейчас из силка
вынул, воткнул ее мордою и передними лапами в голенище, в сапог, чтобы она
не царапалась, а задние лапки вместе с хвостом забрал в левую
руку, в рукавицу, а в правую кнут со стены снял, да и пошел ее на своей кровати учить.
Старик
вынул из бумажника фотографию. В кресле сидит мужчина средних лет, гладко причесанный, елейного вида, с правильными чертами лица, окаймленного расчесанной волосок к волоску
не широкой и
не узкой бородой. Левая
рука его покоится на двух книгах, на маленьком столике, правая держится за шейную часовую цепочку, сбегающую по бархатному жилету под черным сюртуком.
— Еще бы
не предвидеть! Вот из этого револьвера (он
вынул револьвер, по-видимому показать, но уже
не спрятал его более, а продолжал держать в правой
руке, как бы наготове). — Странный вы, однако, человек, Кириллов, ведь вы сами знали, что этим должно было кончиться с этим глупым человеком. Чего же тут еще предвидеть? Я вам в рот разжевывал несколько раз. Шатов готовил донос: я следил; оставить никак нельзя было. Да и вам дана была инструкция следить; вы же сами сообщали мне недели три тому…
Проговорив это, гомеопат
вынул из своей аптечки, возимой им обыкновенно в боковом кармане фрака, порошок с тремя крупинками, каковые и высыпал Егору Егорычу на язык. Затем он попросил Егора Егорыча остаться в абсолютном покое. Егор Егорыч постарался остаться в абсолютном покое, опять-таки
не отнимая
рук от солнечного сплетения. В таком положении он пролежал около получаса.
Октавист, покачиваясь, стоял перед квартальным, сняв картуз, и спорил с ним, невнятно, глухо выкрикивая какие-то слова; потом квартальный толкнул его в грудь, он покачнулся, сел; тогда полицейский
не торопясь
вынул из кармана веревочку, связал ею
руки певчего, привычно и покорно спрятанные им за спину, а квартальный начал сердито кричать на зрителей...
Когда входила покупательница, хозяин
вынимал из кармана
руку, касался усов и приклеивал на лицо свое сладостную улыбку; она, покрывая щеки его морщинами,
не изменяла слепых глаз. Приказчик вытягивался, плотно приложив локти к бокам, а кисти их почтительно развешивал в воздухе, Саша пугливо мигал, стараясь спрятать выпученные глаза, я стоял у двери, незаметно почесывая
руки, и следил за церемонией продажи.